«Надо крепануть, пацаны, мы справимся». Политзаключенный Левон Халатрян — о настроениях в СИЗО

Главное
Левон Халатрян с письмами и открытками, которые получил в СИЗО. Фото предоставлено героем

Разговор с Reform.by Левон Халатрян назначил на время сразу после похода на Володарку. «Надеюсь, что на этот раз выйду оттуда», — пошутил он. В СИЗО Левон пробыл полгода и восемь дней. На этот раз ему нужно было лишь забрать оттуда свои вещи.

«Когда едешь на суд, сдаешь на склад матрас и все свои вещи, — объясняет мужчина. — Половина моих вещей — это письма». Он показывает огромный пакет с письмами и такую же огромную стопку открыток и говорит, что письма — это очень дорого.

«Надо крепануть, пацаны, мы справимся». Политзаключенный Левон Халатрян - о настроениях в СИЗО
Левон забирает вещи из СИЗО. Фото предоставлено героем

Управляющий руин-баром ОК16 и волонтер штаба Виктора Бабарико, Левон Халатрян 11 августа вышел из своей квартиры на улице Гая и был задержан. Ему предъявили обвинение по ч. 2 ст. 293 УК РБ (участие в массовых беспорядках). Несколько дней близким Левона ничего не было известно о его местонахождении. При задержании его избивали и оскорбляли, требуя пароль от телефона.

14 августа Левона отпустили под подписку о невыезде и направили на медицинскую экспертизу в управление Следственного комитета. Семья и друзья видели, как Левон заходил в здание, и ждали его выхода, но управление закрылось, а парня так и не выпустили. Через несколько часов стало известно, что меру пресечения ему изменили на содержание под стражей. 9 октября была вероятность, что Халатряна отпустят под личное поручительство, но этого не произошло. Позже его обвинение переквалифицировали на ч. 1 ст. 342 УК (групповые действия, грубо нарушающие общественный порядок). Срок содержания под стражей был продлен до 11 января 2021 года.

9 февраля состоялось первое судебное заседание по делу Левона. Согласно обвинению, он принимал участие в массовых беспорядках в ночь на 10 августа: перекрывал проезжую часть на пересечении улицы Куйбышева с проспектом Машерова, препятствовал движению транспорта, выкрикивал лозунги, громко хлопал в ладоши. Ущерб, якобы нанесенный Левоном «Минсктрансу», оценен в 115 тысяч рублей (потом сумма снизилась до 6126 рублей).

19 февраля Халатрян был осужден на два года «химии» — ограничения свободы с направлением в исправительное учреждение открытого типа. Его освободили в зале суда. Пока приговор не вступил в силу, идет обжалование, и сейчас Левон находится дома со своей семьей — женой Яной и трехлетним сыном Микаэлем, Микки. Из СИЗО Левон присылал ему иллюстрированные сказки и самодельные игры.

— Как прошел твой первый день дома?

— Я сразу же пошел в ванную, сидел в ней полтора часа вместе с женой, мы болтали, периодически кто-то звонил. Потом мы пошли гулять с ребенком, поужинали. Было довольно-таки сумбурно.

— Сын узнал тебя?

— Я думаю, что узнал, но он очень стеснялся. Я его обнял, и он пошел играть. Из тюрьмы я присылал Микки наклейки. Спросил у него, что это за наклейки — сын говорит: папа прислал. Я спросил, а кто я тогда? Он ответил, что я другой папа. И папы отличаются тем, что у одного есть усы, а у другого борода. Но вроде бы он начинает совмещать два образа в один.

Источник видео: @levondjan

— Ты был настроен на жесткий приговор?

— С ребятами в камере мы делали ставки, что дадут. Большинство ставили на три года химии. Так что, в принципе, я ожидал подобного приговора.

Против меня не было совершенно ничего из доказательств. В основу моих обвинений легли телефонные разговоры с Антоном Беленским (волонтер штаба Бабарико, уже осужденный на 1,5 года «химии», — прим. Reform.by), в отношении него велись оперативно-розыскные мероприятия. То есть Антона «слушали», и всех, кому он в этот вечер звонил и кто ему звонил, всех задержали. А потом, если есть хоть что-то, хоть косвенные какие-то вещи, которые могут лечь в материалы уголовного дела, они начинают их раскручивать. В отношении меня основой уголовного дела послужила фотография, якобы сделанная на проезжей части, когда шел митинг.

Я хотел задать прокурору вопрос, что такое активное участие [по статье 342], а что такое участие в несанкционированном мероприятии [по КоАП], и как это можно разграничить. Но мне не разрешили спросить.

— Какие проходили в отношении тебя следственные действия?

— В ИВС меня пытались допросить, я отказался. Когда предъявили обвинение в СИЗО, меня должны были допросить, и я тоже отказался. Я согласился на допрос, когда мне пообещали, что освободят под подписку. Дал показания, но меня не отпустили. При закрытии дела пришел другой следователь, более беспринципный, которому было абсолютно все равно на мораль. И когда дело закрывали, я тоже отказался от допроса. По факту за полгода было всего лишь четыре допроса, на трех из которых я отказался говорить.

Кстати, сейчас я понимаю, что первый следователь пытался мне даже помочь.

— Каким образом?

— Для начала, он освободил меня в первый раз из ЦИП. Из Окрестина меня отвезли в управление Следственного комитета на медицинскую экспертизу. Мне тогда казалось, что причастных к моему избиению сотрудников ГУБОПиК привлекут к ответственности, и я собирался опубличивать все это дело. В итоге меня продержали там четыре часа и оттуда увезли в СИЗО. Потом, когда истекало два месяца содержания под стражей, тот же следователь пытался перевести меня на подписку.

«Надо крепануть, пацаны, мы справимся». Политзаключенный Левон Халатрян - о настроениях в СИЗО
Фото из материалов дела. Предоставлено героем

— Тебя избивали после задержания. Расскажи, как это происходило.

— Меня задержали во дворе, сразу надели на руки стяжки и отвезли в отделение ГУБОПиК на улице Революционной. Я стоял лицом к стене, упершись лбом, руки связаны. Они оскорбляли, угрожали, матом говорили: «Тебе п****ц, в отношении тебя вообще законы не действуют, ты тут не родился». Я потребовал адвоката, на меня сразу посыпались удары от троих человек: в спину, в затылок, по голове. Когда я стоял на коленях, пришел какой-то их начальник и тоже ударил меня ногой по ноге. Оскорбления и угрозы не прекращались, постоянно говорили, что сейчас придут ребята пожестче и будут избивать еще сильнее. Били по голове и требовали пароль от телефона. Состояние было настолько шоковое, что не понимаешь, что происходит.

— Какое было отношение в СИЗО? Люди, которые сидят на сутках, жалуются на «особое» отношение к ним администрации изолятора.

— В СИЗО никакого физического давления не было, психологического тоже. Может давить следователь, но в отношении меня такого не было. Но на многих людей на этапе предварительного следствия давят, об этом говорили сокамерники. Плохого отношения я не заметил, по крайней мере, к моей камере. Могли подколоть, но не более того. Сложилось впечатление, что эти люди (сотрудники СИЗО — прим. Reform.by) все понимают.

— Кто из твоих сокамерников тоже проходил как политический?

— В первой камере со мной сидел студент Женя Калиновский. Это очень умный парень, талантливый, со множеством идей, настоящее будущее Беларуси — ему дали четыре года. Сидел с нами также Илья Френь, который отбивал этого Женю от ОМОНа, за что тоже получил четыре года. Моим сокамерником был Дмитрий, который вешал огромный флаг в ЖК «Каскад». Саша Захаревич со мной сидел, он столкнулся с милиционером и ему дали два года за насилие в отношении сотрудника милиции. Женя Боровских — ему шьют ст. 364 УК РБ (насилие против милиционеров, — прим. Reform.by) за то, что стоял в сцепке. Ему также инкриминируют боевые стойки, что он ими устрашал милиционеров — так по фотографиям «понял» следователь Жени. А еще по фото он понял, что Женя кричит «Жыве Беларусь».

Со мной сидел Слава Ломоносов, бывший режиссер с БТ, который дал оплеуху оператору БТ. Славе дали два года колонии. Он не отрицал, что нанес удар, но и оператор не имел к нему никаких претензий. Как рассказал Слава, оператору не дали написать ходатайство. Еще одному моему сокамернику Артему Савчуку дали четыре года колонии, его обвинили в участии в массовых беспорядках, и из-за того, что он толкал тележки из супермаркета, следователь вменил ему также «разукомплектование и изъятие колясок из парковочного бокса».

Со мной также сидел анархист Акихиро Гаевский-Ханада — очень хороший и умный парень, спокойный, вежливый. Он один из лучших людей, с которыми я встречался. Ему угрожали, что посадят надолго. Ему сейчас вменяют дело о создании преступной организации и участии в ней (часть 1 и 2 статьи 285 УК). Мне его очень жалко, я когда узнал о новом деле, очень расстроился.

В коридоре видел девочек из Белсата — Катю [Андрееву] и Дашу [Чульцову]. Я видел их после суда, когда прокурор запросила для них два года. Было уже понятно, что на следующий день их осудят на этот срок. Даше выдали гигантский матрас, когда идешь из камеры на склад, нужно нести вещи и матрас, и она не могла все это нести, я помог ей.

Журналист [Владимир] Чуденцов тоже немного посидел со мной в камере (Чуденцова в ноябре приговорили к 6,5 года колонии и 27 тысячам рублей штрафа, — прим. Reform.by). Он был очень дезориентирован огромным приговором и надеялся, что что-нибудь изменится в стране и повлияет на исход его дела. Когда с каждым разом приходили какие-то плохие новости от сокамерников, из газеты «Новы час», от адвокатов, Чуденцов очень сильно расстраивался.

— Как проходил обычный день в СИЗО?

— В шесть подъем, практически сразу завтрак. Дежурный убирает камеру, в восемь утра проверка. После проверки зовут на прогулку во дворик. После прогулки пьют чай, читают, стирают, занимаются спортом. Уже в 13.00 обед, потом снова свободное время и ужин в 18.00. В восемь часов вечерняя проверка и уже в 22.00 отбой. И так все дни по кругу.

— Как тебе удавалось держаться?

— Я всегда жил надеждой, что все наладится. Сначала я ждал обвинения, потом жил с надеждой, что не продлят срок, потом, когда увидел встречу Лукашенко в СИЗО КГБ, тоже надеялся, что что-то наладится. Постоянно живешь надеждой. Сейчас в СИЗО самая обсуждаемая тема — чтобы считали день нахождения в СИЗО за два дня и амнистия. Многие говорят, что не стоит об этом думать, но люди все равно считают и думают: «Так, я уже отсидел столько, значит останется в колонии сидеть столько».

— Бывало такое, что на тебя и твоих сокамерников в тюрьме нападала депрессия от происходящего?

— У меня были моменты отчаяния, не очень часто, но были. Я вел график настроения, чтобы отслеживать, что происходит со мной. Я старался остановить круговорот мыслей какими-то действиями: рисовал, стирал. Есть люди, которые погружаются в постоянный стресс, но большинство свыкается со своим положением.

Когда протесты были массовыми, всем было очень интересно, что происходит во внешнем мире. А когда протестов становилось все меньше и меньше, в камере также пропадал интерес к происходящему вокруг. Но люди все равно говорили, что ни о чем не жалеют. Илья Френь сказал про Женю Калиновского: «Я не мог пройти мимо, когда милиционер избивал молодого парня, это не в моем характере». Сокамерники говорили, что все равно вышли бы на митинги, потому что дальше так жить невозможно.

Большинство тех, кто сидит в СИЗО, справляются хорошо и ни о чём не жалеют. Они знают, что пока что тяжело, что родственникам тяжело, но понимают, что сделали они многое, и все не зря. Вообще, в камере свободы слова больше, чем на свободе. В СИЗО нечего терять. Уже заехал — можно с единомышленниками обсуждать все, что хочешь.

— Ты работал до предвыборной кампании в ОК16 с Машей Колесниковой. Как воспринял новость о ее задержании и порванном паспорте? (Это было в начале сентября, — прим. Reform.by). Этот поступок — в ее характере?

— По телевизору показали, что Антон Родненков и Ваня Кравцов выкинули ее из машины, и ведущая сказала, мол, посмотрите, какие недостойные мужчины у этих протестунов. Я расхохотался в голос и понял, насколько на коленке пропаганда пишет свои сценарии.

Да, это в ее характере, Маша умеет быть жесткой, не переходя границу вежливости. Она очень уверена в себе и она молодец.

Вообще, поступок Маши меня очень сильно подбодрил. В своих письмах, своим сокамерникам я всегда говорил, как сильно уважаю ее за этот поступок. Если бы Маша Колесникова уехала, я бы сильно разочаровался во всем этом. Я бы считал себя брошенным.

Люди, которые поддавались манипуляциям государственных СМИ на фоне своего задержания, отчаивались. Особенно те, кто не получает поддержку и письма. Люди говорят: «Тихановская и лидеры оппозиции нас бросили». Я рассказывал им про поступок Маши, про Виктора Дмитриевича [Бабарико], который тоже сидит. И объяснял, что не нужно поддаваться государственной пропаганде.

— Я правильно понимаю, что даже сейчас, после СИЗО, ты до сих пор веришь, что все было не зря?

— Безусловно, все не зря. Импульс задан, и его не остановить. В своей истории жизни я бы ничего не менял. Все происходит так, как должно происходить, и путь, по которому движутся беларусы, — он правильный, мирный путь.

Время в СИЗО для меня было тяжелым, но зато многие внутренние кризисы преодолел. Я не особо занимался спортом, не учил английский — читал художественные книги. Там некомфортно, но там живешь и стараешься приспособиться. И так вышло, что для меня это время прошло не как травмирующий опыт.

— Ты говоришь, что преодолел внутренние кризисы. Когда находишься там, задумываешься о приоритетах?

— Значительная часть мыслей в СИЗО была про семью. Думаешь про отношения с женой, про родителей, про сына, про отношения с друзьями. Думал там о том, чего не ценил, обращал внимание на какие-то мелочи. На момент задержания у меня сильно упала самооценка, но потом уже восстановилась.

В тюрьме есть понятие «крепануть» — пострадать, но справиться. Сокамерники говорили: «Надо крепануть, пацаны, мы справимся». С каждым днем справляешься с трудностями и находишь какие-то пути решения. Вот подбодришь сокамерника добрым словом — вроде и сам духом воспрянешь. Когда сидел в СИЗО, представлял, как я выйду и скажу всем родным, как сильно их люблю и что все мелочи — это ерунда, со всем можно справиться.

— Ты сказал эти слова родным?

— Да, сказал.

Яна, жена Левона (она рядом с Левоном в этот момент): Нет! Ты забыл!

— А может, и забыл… Не забыл, Яна! Я тебе сказал!

Я подошел к сыну, отвел в сторонку и сказал ему: «Микки, я хочу, чтобы ты знал, что я тебя очень сильно люблю и всегда буду любить, что бы ни случилось». Мы всегда ему об этом говорим и будем говорить еще чаще.

Левон Халатрян пока что дома и ждет рассмотрения апелляции. Если приговор вступит в силу, в течение 10 дней ему назначат учреждение, где он будет отбывать наказание. В соответствии с приговором и с учетом времени, проведенного в СИЗО, Левону остается около года «химии».

***

Понравился материал? Успей обсудить его в комментах паблика Reform.by на Facebook, пока все наши там. Присоединяйся бесплатно к самой быстрорастущей группе реформаторов в Беларуси!

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Последние новости


REFORM.by


Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: